Космонавт Павел Виноградов: «Если нет цели, любое образование будет бесполезно»

Космонавт-испытатель Павел Виноградов совершил три космических полёта — в 1997, 2006 и 2013 годах. Его выход в открытый космос в 59 лет стал мировым рекордом — никто старше Павла Владимировича в околоземное космическое пространство не выходил. В общей сложности он провел в космосе 546 суток 22 часа 32 минуты, из них в открытом космосе — 38 часов 25 минут.

О тонкостях сна в космосе, праздновании дня космонавтики и даже «космическом» кинематографе Герой России Павел Виноградов рассказал в интервью корреспонденту редакции сайта РосНОУ после церемонии открытия выставки «Дело всей твоей жизни».

— Павел Владимирович, когда вас спрашивали в детстве, кем вы хотите стать, вы всегда отвечали, что космонавтом?

— В то время желание стать космонавтом было такой всеобщей детской мечтой. Но я думал, что это совершенно недостижимо для меня. Я хотел быть инженером, заниматься ракетами и всё время стремился к этому: поступил в МАИ, отучился по специальности «Производство летательных аппаратов». После института я попал в определённую структуру, которая занималась испытаниями космических аппаратов, и лет через пять понял, что мне здоровье позволяет стать космонавтом. Поэтому по-настоящему я захотел стать космонавтом уже в осознанном возрасте, в 26-28 лет.

— Что вы чувствовали, когда выходили в космос? О чём думали?

— У меня никаких мыслей не было. Хотя нет, была одна мысль: «Сделать всё правильно, выполнить свою задачу». Предполагаемой эйфории нет. Точнее, она приходит, но когда ты уже на орбите Земли, когда всё спокойно. Тогда, наверное, уже можно подумать: «Чёрт возьми! Наконец-то я здесь!». А так, это настолько сложная и ответственная работа, что просто нет времени для отвлечённых мыслей.

То же самое с выходом в открытый космос. Все говорят: «Как там? Бездна же, а под тобой Земля…». Ну да, бездна, Земля, но эти мысли появляются только тогда, когда есть пара минут отдыха. Это как спросить альпиниста, когда он карабкается на Эверест, радостно ли ему. Конечно, он скажет: «Да вы что?! Второй раз никогда не полезу!»

Вот и здесь то же самое: радость приходит, когда ты уже на вершине.

— К чему было сложнее всего привыкнуть на орбите? К невесомости, к еде из тюбиков?

— Сама по себе невесомость очень приятна, хотя все по-разному её переносят, ну, я имею в виду первые 5-7 суток. Мне вот повезло в жизни: на орбите у меня было ощущение, словно я прямо там родился: не было никаких вестибулярных расстройств. Да и еда, в общем-то, нормальная…

Надоедает, конечно: через месяц-полтора уже хочется картошки, селёдки, редиски. Но сложнее всего со сном: спится достаточно плохо. Лично мне всегда не хватало какой-нибудь подушки под ухом. В первый свой полёт я вообще спал на потолке модуля, вторые два на стенке. К этому привыкнуть сложно. Кроме того, на станции достаточно шумно — это всё-таки не дом, а машина: всё жужжит, гудит.

— Значит, снится всё-таки «рокот космодрома»?

— К сожалению, мне сны не сняться ни на Земле, ни в космосе. Хотя кому-то из коллег вот дождик снился. По-разному бывает.

— Очень немногим людям удаётся увидеть Землю вот так, со стороны. Повлияло это на вас? Может быть, вы что-то переоценили в своей жизни?

— Безусловно! Сам космос, космический полёт (даже очень короткий) переворачивает, переделывает человека. Начинаешь всё по-другому воспринимать. Смотришь на атмосферу земли, на этот тоненький синий слой и думаешь: «Господи, а что же нас защищает вообще? Для чего мы воюем? О чём мы вообще думаем на Земле?». Земля ведь очень хрупкая. На вторые сутки полёта начинаешь думать о бессмысленности всех войн и конфликтов — любая угроза, которая может возникнуть из космоса, просто несопоставима со всем остальным. Безусловно, из космоса возвращаешься другим человеком.

— То есть теоретически экскурсия в космос для представителей власти могла бы многое изменить?

— Ну, когда-то я приглашал Путина. Он нас поздравлял с 12 апреля, и я сказал: «Владимир Владимирович, вы на подводной лодке были, на стратегическом бомбардировщике летали, СУ-27, вообще, для вас родной самолёт. Прилетайте к нам, возьмите своего коллегу какого-нибудь и посмотрите, что здесь происходит, что такое вообще Земля». Он пошутил, что сам бы прилетел с удовольствием, но охрана не отпустит.

— А как на орбите поддерживается связь с Землёй? Как вы связываетесь с близкими? Нет ли чувства оторванности от мира?

— Нет, мы абсолютно не оторваны! Больше того, мы иногда с огромной радостью узнаём, что у нас три часа не будет связи с Землёй. Думаешь: «Слава богу! Никто дёргать не будет!»

На самом деле технические средства сейчас такие, что мы 24 часа в сутки поддерживаем связь с центрами управления полётов в Москве, Хьюстоне, Алабаме. Я могу позвонить в любое время дня и ночи своим родным: жене, дочери, друзьям. Нам позвонить, конечно, не могут, но тогда и работать было бы невозможно. Правда, иногда устраиваются «посиделки», например, много людей собираются, чтобы поздравить с днём рождения. Вот собрались человек 30, приехали в центр управления, идёт видеосвязь: они сидят с шампанским, торт едят за наше здоровье, думаешь, спасибо, конечно (смеётся).

— Сложно ли расставаться с чувством невесомости?

— В общем, сложно. Для того чтобы вернуться на Землю в нормальной форме, все члены экипажа, каждый день два, два с половиной часа занимаются физкультурой. Это и беговая дорожка (15-16 километров), и велоэргометр. Оставшись без привычной нагрузки, мышцы быстро атрофируются, поэтому тренировки жизненно необходимы. Возврат к нормальной силе тяжести всегда непрост, острый период адаптации идёт примерно 10 дней, полностью в норму организм приходит где-то за полгода.

— Как отмечают свой профессиональный праздник десантники, знают все, а как вы отмечаете день космонавтики?

— Никаких особых традиций нет, кроме того, что весь день расписан по минутам: поздравления идут сотнями, одних телевизионных сеансов десятки. Конечно, это приятно, но утомительно, вообще, любые праздники на орбите — это тяжело. Одно дело, когда тебя поздравили пять человек по телефону, и совсем другое, когда тебя начинают поздравлять премьер-министры или президент. Ангела Меркель с нами вообще 45 минут разговаривала. Где-то она там сидела и говорит: «Вот, на половинке экрана я, на половинке экрана вы, и я, можно сказать, с вами в космосе».

— Сейчас в кино вновь становится популярным жанр научной фантастики, в том числе фильмы о космосе? Как вы относитесь к этим фильмам?

— Честно скажу, хороших фильмов, которые действительно рассказывают об интересности профессии космонавта, о её уникальности, практически нет. Всё, что там показывают, бутафория, нет ничего, похожего на реальность. Космос намного интереснее, прекраснее и удивительнее, чем то, что я видел в этих фильмах.

Самый запомнившийся фильм, это, пожалуй, «Аполлон 13». В нём бесподобно показаны сложности космонавтики, а главное: человеческие отношения. Эта тема редко поднимается, но на самом деле космонавт находится под постоянным гнётом своей профессии. Потому что он должен быть готов всегда: не день, не два, не месяц, а годами. И психологически это сложно, многие люди срываются, по разным причинам, часто от них не зависящим. Это, пожалуй, самая большая психологическая драма этой профессии, и показать это в кино было бы не лишним.

— Почему сегодня так много молодых людей, которые получают престижные дипломы и не знают, что делать дальше?

— Если нет цели, этого внутреннего горения «хочу знать, хочу уметь», любое образование будет бесполезно. Мне вот повезло, я с детства увлёкся авиацией, мне нравилось, когда всё летает или взрывается. Вообще воспитание интереса очень сложная штука — к каждому нужен индивидуальный подход. А возможности в образовании сейчас просто гигантские, ничего подобного раньше не было, особенно в области получения информации. Но из простого потребления информации ничего не получится, всегда нужна цель, интерес. Этот интерес может быть в медицине, в технике, в инженерии, в лингвистике, в истории, где угодно! Самое главное — найти то, что интересно именно вам, тогда всё начнёт получаться.

— Спасибо!

Беседовала Ольга Петлица