Соперничать с грандами

У Владимира Алексеевича один ответ: «Мы, выросшие в СССР, привыкли измерять все только с первых позиций в мире. На наших глазах человек полетел в космос! Для нас не было невозможного!»

— Физика вообще вам нравилась? Учеба в Московском физико-техническом институте, легендарном Физтехе, была сознательным выбором или случайностью?

— Скажем так: до весны выпускного года я вообще не знал, что существует Физтех. Я рос в селе в Белгородской области, школа у нас была самая обычная, без уклона в математику и физику. Правда, преподаватели были сильные, а директор Сергей Иванович Курилов (он жив до сих пор, дай Бог ему здоровья!) — гениальный человек, умел разглядеть в мальчике или девочке любознательность и поддержать ее, давал нам книжки читать.

Раньше же не было телевизионных передач, даже программу «Очевидное — невероятное» еще не выпускали! Благодаря книгам развился интерес к науке. Так вот, я слышал, конечно, про МГУ и Бауманку (Московский государственный технический университет им. Н. Э. Баумана), но и только. А про Физтех мне сказали на олимпиаде, причем охарактеризовали его как вуз, который сильнее той самой Бауманки! Когда я поехал в Москву (для меня это был как полет на Луну!), то побывал в обоих вузах, сравнил — и выбрал!

— В одном из своих интервью вы вспоминали лекции академика Сахарова, какие впечатления у вас остались от встречи с отцом водородной бомбы с одной стороны и убежденным правозащитником с другой?

— Противоречивые впечатления. На лекциях он излагал невероятно интересные вещи, но достаточно сумбурно, перескакивал с темы на тему, что было не принято в академической среде. Мы, студенты, даже ходили жаловаться на него в деканат и ректорат! С нами провели беседу и сказали: спустя много лет вы будете гордиться, что слушали лекции этого человека.

Но нашу придирчивость можно было понять: в то время у нас на факультете преподавали почти все нобелевские лауреаты СССР — Николай Геннадьевич Басов, Александр Михайлович Прохоров, Петр Леонидович Капица, Лев Давидович Ландау и так далее. Все эти люди входят в мировую научную элиту. С каждым я неоднократно общался, но наибольшее впечатление произвели на меня беседы с академиком Олегом Михайловичем Белоцерковским. Он умел очень четко ставить задачу, показывал, как прорабатывать возможные пути ее решения и выбирать нужный.

— А после вуза у вас был выбор, чем именно заниматься?

— Вначале я хотел идти на производство, но мне объяснили, что нужно остаться в институте и заниматься наукой. Понимаете, тогда все мы соотносили личные интересы с тем, что нужно стране. А тогда чувствовалось, что грядут какие-то события. Готовился Пленум ЦК партии — кстати, если бы он все-таки состоялся в 1975 году, то СССР бы не развалился, — на котором Советский Союз собирались повернуть на тот курс, которым идет современный Китай.

Значительная роль отдавалась науке и образованию, в которых мы лидировали... Понятно, почему институтам нужны были кадры. Нам казалось, что в ближайшее время мы создадим компьютер, который будет сравним по производительности с человеческим мозгом, и вообще решим многие проблемы, стоящие перед человечеством. Никто не думал, что великий и могучий Советский Союз доживает последние годы, потому что это безумие просто взять и сломать ту страну, в которой живешь! И даже летом 1991 года мы не подозревали, что истекают последние месяцы привычной нам жизни, поэтому занимались тем, что казалось важным.

— То есть идея создать свой вуз пришла до развала СССР?

— Да, у нас были великолепные инженеры, но не хватало менеджеров. Требовались люди с инженерным образованием, но также и с юридическими и экономическими знаниями. Без этого сложно было бы развиваться и во внутреннем, и — особенно — в международном пространстве. А фонд магната Сороса как раз обещал оказать поддержку тем, кто будет готовить подобные кадры для СССР.

Лично мне очень пригодились Зальцбургские семинары, там я узнал, как функционируют учреждения, являющиеся мировыми лидерами в образовании. Туда также приезжали ведущие ректоры российских вузов. До сих пор со многими поддерживаю дружеские отношения, зародившиеся именно тогда...

— Мне сложно представить, что значит «открыть вуз», вам не было страшно?

— Нет, разве что необычно. Но тогда многие открывали какие-то новые предприятия. А вуз практически ничем от любого другого предприятия не отличается. Да и препятствий было в разы меньше, чем сейчас.

— Вы формировали Российский новый университет по образцу Физтеха?

— А передовой вуз не может не быть похожим на Физтех! Мы хотели сделать образовательное учреждение, которое будет сравнимо с грандами, но лучше, выше, сильнее!

— И смогли: РосНОУ входит в пятерку лучших негосударственных вузов России, у вас действуют 19 научных школ, вы сотрудничаете с корпорацией Microsoft, у вас изобрели прибор, предупреждающий об инсульте за несколько месяцев... Что вам помогло этого добиться?

— Во-первых, сохранившийся дух Физтеха. Во-вторых, коллектив, который не боится приглашать ведущих ученых. Это могут себе позволить далеко не все. Когда к нам пришел работать Сергей Петрович Капица, мне многие говорили: «Зачем?» Иметь рядом такого авторитетного ученого со своей точкой зрения на все очень сложно. И мы действительно расходились по многим вопросам, но это и двигало РосНОУ вперед! В-третьих, у нас всегда есть задачи, над которыми надо работать. Образно выражаясь, мы всегда видим свет в конце тоннеля и сломя голову к нему бежим! Верю, что в один из таких забегов увидим свет во все небо!

— Быть ректором — работа более нервная, чем у физика в НИИ. Вам пришлось выработать новые полезные привычки, чтобы выдерживать напряженный ритм?

— Главная полезная привычка передалась от бабушек-дедушек и родителей — привычка к умеренности во всем. Сейчас ведь люди, как правило, имеют проблемы не оттого, что нечего кушать, а от несварения желудка из-за количества и разнообразия съеденного. Также необходима привычка к занятию спортом. Уж так нас создали, что если человек перестает двигаться, у него возникают колоссальные проблемы, и я это вижу на примере старших товарищей.

С другой стороны, я до сих пор встречаю людей, которым больше 90 и 100 лет, при этом они в хорошей форме, работают, потому что не останавливались ни на миг. Конечно, на все, чего хочется, времени не хватает, но чем человек активнее работает над задачами, тем дольше он сохраняет физическую форму и ясность ума.

— Что вы посоветуете тем, кто не решается резко изменить свою жизнь, но думает об этом?

— Советовать — последнее дело, не люблю этого делать! Если рядом друзья, вот они помогут и подскажут. А вообще, всегда происходит какой-то толчок, который заставляет тебя посмотреть на все иными глазами и увидеть, что ты сам себе напоминаешь идиота. И тогда просто берешь и меняешь свою жизнь! Можно, конечно, сесть и холодно проанализировать все, но это тяжелее.

— Что вам помогает сохранять присутствие духа, боевой настрой?

— Когда 9 марта я еду на день рождения Юрия Гагарина и Алексей Архипович Леонов поднимает в огромном зале 20–30 молодых людей, которых приняли в отряд космонавтов, я понимаю, что страна живет — а с ней и мы!

Три вопроса о переменах:

— Если бы остались ученым...

— Работал бы в вузе или НИИ. Скорее всего, был бы просто профессором. Сколько себя помню, мне всегда хотелось уйти от административной деятельности... И я до сих пор мечтаю об этом!

— Сейчас рискнули бы открывать университет?

— Не уверен. Время другое, а в молодости всем кажется, что море по колено!

— Когда поняли, что изменили свою жизнь не зря?

— А я еще не понял! Всегда есть еще не достигнутые цели! Может быть, когда мы решим какую-то серьезную научную задачу, тогда придет понимание, что вот ради этого и были все труды...

Ежедневный интернет-журнал «Понедельник»