Уроки профессора Бальяна

27 февраля день рождения человека, чья судьба тесно связана с Технологическим институтом. Хорен Ваганович Бальян профессор кафедры органической химии, доктор химических наук, родился в 1897 году.

В августе 1923 года ЦК Компартии Армении направил молодого коммуниста Х.В. Бальяна на учебу в Петроградский Технологический институт. В мае 1930 года защитил диплом на кафедре технологии красителей, где его учителями были академики А.Е. Порай – Кошиц, А.Е. Фаворский, член-кор. А.А. Яковкин. После защиты дипломной работы Х.В. Бальян был назначен заместителем директора института по учебной и научной работе и с 1930 по 1934 год выполнял эту работу. Сразу после войны, в1945 году он успешно защитил кандидатскую диссертацию, а в 1960 году - докторскую и с 1962 года утверждается профессором по кафедре органической химии.

Х.В.Бальян внес большой вклад в историю нашего института. До конца своей жизни принимал активное участие в общественной работе: был депутатом, заместителем председателя правления ВХО им. Менделеева, активно работал в ветеранском движении.

Сухие факты биографии профессора Бальяна дополняют тёплые воспоминания его внучки Анны Вознесенской, тоже выпускницы Техноложки. Она пишет о том человеке, которого любит и помнит.

Мой армянский дед

Мне очень повезло в жизни! В первую очередь потому, что у меня был совершенно замечательный Дед. Дедушка, дедуля. В кругу семьи и для близких друзей и знакомых он был Хоренчик, для студентов и коллег - Хорен Ваганович, Хорен Ваганович Бальян.

Мой Дед дал мне очень много, от него я многому научилась. Причем без нравоучений, наставлений и непосредственных уроков, хотя и они иногда были. Хорен учил своим собственным примером. Тем, как жил. Как отдыхал и работал. Тем, как относился к людям: родным и близким, знакомым и незнакомым. Для меня он был и остается примером для подражания!

Мы выросли и прожили с ним до наших с сестрой 22 лет. Брат был немного постарше, когда Деда не стало. Мы трое росли без отца и бабушки. И Дед старался заменить нам обоих. Читал нам, когда мы болели, придумывал сказки, когда скучали, ходил гулять и вывозил за город, когда выдавался свободный день. Ездили мы с ним по преимуществу в Стрельну. До нее от нашего дома ходил 36-й трамвай. Там, среди, тогда еще руин Константиновского дворца, мы гуляли с Дедом по запустелому парку, собирая желуди и опавшие осенние листья. А ещё, раз в неделю, по воскресеньям (выходной был тогда один) Дед брал нас в любую погоду, включая морозы (тогда они были настоящие) на Красненькое кладбище. На могилу его горячо любимой и очень рано ушедшей из жизни жены Арпик. Мы помогали ему наводить порядок, летом сажали и поливали цветы. По-моему, насколько я себя помню, Дед не пропустил ни одного воскресенья, если, конечно, был в городе.

Дед был родом из Азербайджана. Из города Кировабада (Гянжа). Тогда там проживало в мире и дружбе с местным населением много армян. Его отец занимался торговлей и имел большой двухэтажный дом и лавку при нем. Мать не работала и вела хозяйство. Она была матерью героиней и у них с Ваганом было 9 (из 12 рожденных) детей. Дом потом мать отдаст Советской власти, пришедшей и в эти края. Так вот могилу матери в Гянже Дед тоже регулярно навещал. Старался не реже раза в год там бывать и всегда договаривался с работником кладбища, платил ему какие-то деньги за то, чтобы тот в отсутствие Деда за могилой ухаживал.
А ещё он был инициатором и главным организатором установки памятника сотрудникам Техноложки, погибших в Великой Отечественной войне. Этот пример памяти близких и не только близких людей навсегда со мной. Этот урок я выучила наизусть, как и многие другие его уроки.

Например, урок обязательности и порядочности. Наш Дед был очень обязательным и пунктуальным. Наверное, сказалась полугодовое его обучение в Германии в 1935 году, ещё в том первозданном, не разрушенном бомбежками Дрездене. Если он что-нибудь обещал, то выполнял это непременно и обязательно, не взирая ни на что. Или не обещал. Он никогда и никуда не опаздывал, так как понимал, что опоздание — это неуважение к другому человеку. А людей он и уважал, и любил. Абсолютно разных. Разного уровня, сословия, будь то академик или уборщица. Он со всеми был прост и на равных. И поэтому с ним всем было просто и легко. А ещё весело. Он был весельчак, мой Дед. Любил пошутить, любил дружные шумные компании и многолюдные застолья. Он же был армянином! И хоть и прожил в России ровно 60 лет, но сохранил и армянский язык, и армянские традиции, некоторые из которых живы в нашей семье и по сей день. Например, традиция произносить цветистые многословные тосты, воспевающие тостуемого. Это оттуда, с Кавказа. Дед был потрясающим тамадой. Искусно вел застолье и каждому, да, каждому давал возможность что-нибудь сказать. Помню нас еще совсем маленькими за огромным, длинным столом, который регулярно накрывался по всем праздникам и дням рождения и за которым собиралась и вся большая семья, и многочисленные друзья, и знакомые.

И, раз уж речь зашла о застольях, нельзя не упомянуть об армянских танцах, которыми они зачастую прерывались. Дед с присущей ему эмоциональностью начинал отбивать какой-нибудь ритм, и гости пускались в темпераментный армянский танец, которым в той или иной степени овладели и русские наши родственники. А ещё во время застолий велись жаркие (в том числе и политические) споры и интересные дискуссии, пелись песни. Особенно мне запомнился Интернационал, который пели стоя и почти со слезами на глазах. Мой Дед был революционером и членом партии (тогда единственной) с 1920 года. Он искренне верил в идеалы коммунизма, верил в мировую справедливость, которая, наконец, восторжествовала, и в чём-то был очень наивен. Он очень любил демонстрации и старался их не пропускать. Заряжался атмосферой праздника, всеобщего единения и какого-то ликования.

А ещё Дед был настоящим выдумщиком и жизнелюбом. Ему удалось сохранить невероятный оптимизм и радость жизни, несмотря на трудности и горе, выпавшие на его долю. Во время сталинских репрессий погиб его старший брат Хайказ. Во время войны в эвакуации умер его младший 3-летний сын. А сам Хорен был тяжело ранен. Но дед продолжал жить и радоваться жизни.

Ещё один урок, выученный мною наизусть. Это порядок. Везде и во всем! Даже будучи уже совсем пожилым (старый не про него, Хорен никогда не был старым, даже в 86 он был бодр душой, умом и телом!) дедушка наводил и поддерживал идеальный порядок у себя в кабинете. Помогая нашей маме, пытаясь снять с неё часть бытовых забот, стирал свои рубашки, которые тоже всегда должны были быть идеальными. Порядок был во всём: на его рабочем столе, в его бумагах и в мыслях. Мыслил он логично и творчески. Именно эти свойства ума должны быть присущи настоящему учёному, которым был Дед и на счету которого много изобретений. Да и почерк его был аккуратным и красивым, его конспекты (в его архиве наряду с разными бумагами, бережно им сохраненными, мною был найден конспект его лекций Дрезденского периода в бытность его студентом). Эти конспекты (частично на немецком языке), исписанные бисерным почерком, изобилуют невероятной красоты и чёткости рисунками и схемами химических процессов.

Дед был не только настоящим учёным, он был и прекрасным преподавателем, и лектором, умевшим трудное сделать доступным и интересным. А на его лекции, часто сопровождаемые химическими опытами, стекалось много народу. Ещё один урок для меня, как учителя. Сделать трудное - простым, скучное - интересным, труднозапоминающееся - врезающимся в память и остающимся в ней надолго.

Ещё один из уроков армянского деда. Помощь всем, кто в ней нуждался. Вечерами телефон в нашей квартире не умолкал. Дед всем был нужен. И он откликался с готовностью на любой призыв о помощи, в чем бы она ни состояла. Будучи председателем совета старых большевиков помогал получить квартиры, на лето снять государственные дачи, кого-то определить в больницу. Да и в своей собственной семье Хорен помогал решать разные вопросы и восстанавливать мир. Был, можно сказать, совестью нашей семьи. И миротворцем! Всех пытался помирить, примирить, оставаясь при этом эталоном семьянина: отца, деда и брата.

Не помню, чтобы Дед сам когда-нибудь болел или на что-нибудь жаловался. В этом ему помогал его жёсткий распорядок дня и физическая активность. Утро начиналось с непременной зарядки. Его небольшие гантели до сих пор живы и пригодились моему сыну, да и мне самой. Днём Дед, как правило отдыхал, когда имел такую возможность, чтобы и вечером быть бодрым и дееспособным. Часто совершал прогулки в соседнем сквере. Каждое лето уезжал отдыхать в санаторий в Кисловодск, где много ходил по терренкурам, пил минеральную воду, дышал горным воздухом и возвращался оттуда помолодевшим, бодрым и невероятно загорелым. А ещё Дед никогда не мёрз. И даже в самые сильные морозы ходил без шарфа и перчаток. Руки при этом у него были горяченными, а на мой вопрос почему он без шарфа, отвечал, что у него вместо шарфа галстук и этого более чем достаточно.

Внимание и забота о ближнем, как бы плохо тебе самому не было, это тоже про Деда. Мне запомнился один эпизод, почти перед самым его уходом из жизни. У него очень болит спина, в результате падения, и ему трудно ходить. Я, в то время студентка Техноложки, заболеваю ангиной с высокой температурой прямо во время сессии. Моя строгая мама считает, что я симулирую, только чтобы не готовиться к экзамену и почти со мной, по этому поводу, не разговаривает. Мне ужасно обидно от такой несправедливости. Я по-настоящему болею, мне плохо, но, несмотря на высокую температуру и боль в горле, я стоически занимаюсь. И тут мой любимый Дед, который с трудом передвигается и которому самому велено лежать, приносит мне кружку горячего молока с мёдом. Я сразу согреваюсь и от молока, и от любви Деда. Мне так хорошо на душе, так светло.

А вскоре его не станет. Он уйдет внезапно. Этот день я очень хорошо запомнила. 14 июня, жаркий, душный летний день. Ещё идут его часы, рядом с ним лежат его очки, а его уже нет. Нет нигде. Как? Разве это возможно? Моего золотого деда Хорена, этой огромной личности, многогранной и интересной, больше нет. Мой мозг и душа отказываются это понять и принять.
На его похоронах было немыслимое количество народу. Сначала на панихиде в актовом зале Техноложки, потом в крематории, потом у нас дома на Стачек. Речам не было конца. Его вспоминали, о нём говорили многие и много. И я узнавала и открывала для себя Деда с неизвестных мне доселе сторон.

Великое спасибо и низкий поклон моему бесконечно любимому армянскому Деду. Трудно измерить то, что он мне дал и какое оказал на меня влияние, но мне кажется, что половина меня, или половина того, что во мне, от него.

P.S. И, всё-таки, несмотря ни на что, Дед был везунчиком. В ту страшную войну он со своим другом ушел воевать, записавшись в Народное ополчение добровольцем. Ему было тогда 44 года и у него была бронь, как у учёного. Но он не мог быть в стороне. И очутился в одном из самых страшных мест той войны, на Невском пятачке. И вот там он чудом спасся. Этим чудом оказалась простая алюминиевая ложка, которая лежала в его походной сумке. Пуля попала прямо в неё и не прошла навылет. Так ложка спасла жизнь Деду. А он потом спасал жизни многим людям, вернувшись в строй после полугодового лечения в госпитале блокадного Ленинграда, но уже не на поля битвы, а в тыл, в город Омск. Там он возглавил работу мясокомбината и наладил выпуск такой ценной в то голодное время мясной продукции и гематогена.


Партнёр: Санкт-Петербургский государственный технологический институт (технический университет)