Максим Мищенко — человек занятой. Он и депутат, и лидер общероссийской молодежной организации «Россия Молодая»; под его руководством осуществляются крупномасштабные проекты, открываются региональные отделения движения по всей стране. Но, несмотря на такую бурную деятельность, активистов у «Румола» пока немного. И в прессе они часто упоминаются в связи с событиями весьма сомнительными: то Триумфальную площадь никак с оппозицией не поделят, то в лесах методам агрессивной борьбы учатся, то презентацию доклада Бориса Немцова в очередной раз сорвут. Что из всего этого — правда, а что — грязные инсинуации противников, мы решили узнать у лидера организации Максима Мищенко.
КТО МЫ? — РОССИЯ!
КАКАЯ? — МОЛОДАЯ!
Штаб «России Молодой» я искала долго, не столько из-за врожденного топографического кретинизма, сколько из-за того, что на официальном сайте указан совсем другой адрес. Пресс-секретарь движения по телефону объясняла мне маршрут, и в скором времени я оказалась перед черной железной дверью. Бдительный охранник меня внутрь не пустил, мотивировав это тем, что Максима Мищенко в штабе нет, а значит, интервьюировать мне некого. В очередной раз на помощь мне пришла пресс-секретарь. Она провела меня в здание и предложила чаю. За продуктивным разговором о достоинствах технического образования незаметно прошло ожидание приезда Максима. Войдя, он извинился, и мы наконец смогли начать.
— Максим, расскажите, какие самые важные изменения пережила «Россия Молодая» в этом году?
— Ну, во-первых, произошла реструктуризация. Теперь «Россия Молодая» — это и молодежное движение, и общероссийская организация. Движением руководит наш активист Антон Демидов, глава общероссийской организации — я. У нас уже открыты отделения в 45 регионах России. Правда, большим количеством активистов мы похвастаться пока не можем: их, в общей сложности, не больше 1000 человек. Но мы за численностью не гонимся, как вы понимаете. Нам не нужны лишние люди. В отличие от других молодежных движений, мы не заманиваем людей деньгами, халявными вещами с символикой, обещаниями помочь с карьерой. К тому же, процесс вхождения в наши ряды не настолько прост, как в других движениях. В «Румоле» недостаточно надеть майку с надписью «Россия Молодая». Сначала вы должны проявить заинтересованность к деятельности движения, возможно, прийти на акцию. Если вам наша идеология покажется близкой, вы придете к нам в штаб. Но даже тогда не станете активистом, — скорее — просто сторонником. И уже в процессе работы внутри организации мы будем наблюдать за вашими успехами, отношениями с товарищами. И только в том случае, если ваша кандидатура будет одобрена, получите статус активиста.
— В сложившейся ситуации политического плюрализма недостатка в молодежных движениях Россия не испытывает. И левые, и правые, и оппозиционеры, и прокремлевцы… Зачем молодым выбирать «Румол», да еще с такой сложной процедурой вступления? В чем ваше принципиальное отличие от остальных?
— Идеология разная. Мы — гражданские националисты, в отличие от движения «Наши», например, которое является молодежным демократическим антифашистским
движением. Они — левые, этакий Советский Союз. Мы же придерживаемся имперских взглядов. Или «Молодая гвардия». Это партийная организация, которая ориентирована на карьеристов в первую очередь. От их активистов только и слышишь: «Я-я-я-я-я-я-я! Я — сверхчеловек!». Мы категорически против такого эгоцентризма.
ГРАЖДАНИН? —
ВКРУТИ ЛАМПОЧКУ!
— У вас в манифесте много места отводится борьбе с фашизмом, экстремизмом, терроризмом и защите гражданского общества. Вы считаете, оно сейчас действительно имеет место в России?
— Да, оно есть.
— Тогда за что бороться?
— За то, чтобы оно укреплялось и могло существовать в любой среде. К сожалению, сейчас некоторые люди пытаются приватизировать его. Мне непонятно, почему такие персонажи, как Борис Немцов, Гарри Каспаров, Эдуард Лимонов, считают, что именно они — гражданское общество? Эти люди как раз выступают против системы. По их мировоззренческим позициям выходит, что если лампочка в подъезде не горит, то Путин и Медведев виноваты. Но это же смешно. Если ты гражданин, ты должен эту лампочку вкрутить. Либо разобраться, почему глава твоей управы списал деньги на ремонт, а лампочку не вкрутил. Гражданское общество — это проявление личной инициативы. Мы решаем проблемы и, в отличие от людей, которые их только усугубляют, стараемся помогать делом.
Был показательный случай с Гнесинкой, когда студентов выселяли из общаг. И «несогласные» пришли, и всякие «солидарности» подтянулись. Но когда мы вывели людей на улицу, я понял одну важную вещь: все эти оппозиционеры с легкой душой повели бы молодежь под милицейские дубинки, вместе с их контрабасами и скрипками. Мы их увели от милиции, сделали грамотный ход: акция прошла в другом месте. Проблема разрешилась, студентов оставили в общежитиях.
Грубо говоря, в случае с лампочкой мы, как представители гражданского общества, должны найти и вкрутить. Если мы не можем вкрутить, находим главу управы и спрашиваем, где наши деньги, где лампочка и откуда у его жены новый мерседес. Если не можем и его найти, обращаемся к губернатору и спрашиваем: «Почему глава управы, твой ставленник, бездействует?». И только после всех этих мытарств, если ничего не вышло, мы будем задавать вопросы Путину и Медведеву. Это решение. А решение других ребят: «Виноваты Премьер и Президент, надо ломать эту систему!». Оппозиционерам платит Америка. Они получают деньги за то, что ломают государственный механизм. Вот и все.
— То есть они все-таки работают на американское правительство?
— Да, им дают деньги такие фонды, как фонд Форда, фонд Сороса. Они работают на американский народ. Может быть, они искренне верят в их «идеальную модель демократии» и берут деньги для того, чтобы в России было так же хорошо. Может, они не читали книгу Макиавелли «Государь», может, они не читали «Психологию народов и масс» Лебона. Вероятно, они не понимают, что Россия — другая страна. Здесь другой климат, другой менталитет. По Макиавелли существует два типа правления: в первом государь опирается на народ, во втором — на элиту. В Западной Европе действует вторая система. Элита там сильная, а государь — первый среди равных. У нас государь делает упор на народ, потому что элита начинает наглеть, устраивает дворцовые перевороты. Все это, конечно, отдельный долгий разговор, но я хочу сказать: у каждого народа есть своя душа, и форма правления должна этой душе соответствовать. В противном случае будут возникать сложности.
— Как вы считаете, по какому пути взаимодействия с Америкой сейчас нужно пойти России для наиболее эффективного развития?
— Самое лучшее нужно перенимать. То, в чем они вырываются далеко вперед, в чем они самые лучшие.
— Что, например?
— Самое главное — это инновации. То, как они их внедряют, как фанатеют от них, какие условия создают для ученых. Жесткий климат стимулирует к новым изобретениям, поэтому инновации именно в России очень перспективны, они у нас в крови. Кто развивает инновации, тот лидирует в мире. А если мы не будем лидировать, нас просто разорвут.
ДВИЖЕНИЕ ДВИЖЕНИЮ РОЗНЬ
31 марта 2010 года после трагических событий в московском метро несколько прокремлевских молодежных движений (МГЕР, «Российский союз сельской молодежи», «Местные», «Россия Молодая» и др.) организовали акцию «Поколение против террора». Со сцены на Триумфальной площади доносились громкие и патриотичные лозунги, оцепленная тысячью милиционеров толпа вяло махала флагами, и только несколько десятков человек из тех, кто я стоял ближе к сцене, агрессивно скандировали «Всех не взорвете, твари!». Молодежь, стоявшая чуть дальше, в массе своей откровенно скучала, где-то слышались обрывки фраз «И что мы тут делаем?». В интервью федеральным телеканалам некоторые ребята признавались, что «их просто привезли с утра и сказали, что они будут тут до вечера».
— Скажите, Максим, зачем молодежным движениям аполитичное стадо?
— Чем больше численность организации, тем серьезнее ее влияние. Если за тобой 10 человек — это одно, а вот 10 000 человек — это совсем другое. Ты можешь претендовать на высокое положение, продвигать своих людей, можешь у государства просить больше ресурсов, в том числе материальных. Это разный вес. Такая же схема действует в любом бизнесе. Соответственно, некоторые организации в погоне за численностью пытаются имитировать активную деятельность молодежи. Они привозят в автобусах людей, надевают на них майки и говорят: вот они, наши активисты! А человек, может, и не слышал про это движение.
— А разве это не дискредитирует саму организацию?
— Дискредитирует, безусловно. Некоторые организации идут еще дальше — они платят деньги массовке. Приди на акцию — получи триста рублей. Отлично. Я считаю, что деньги морально убивают организацию. Это уже ходячий труп, она долго не просуществует, но какое-то время будет пускать пыль в глаза. Привоз людей на автобусах — это еще мягко, так можно делать. Некоторые просто рады попасть в Москву. Но когда они получают деньги — все. Крах! К сожалению, некоторые крупные организации пользуются такими методами. Мы до них не опустимся. Лучше мы выведем 10 человек, но они пойдут бескорыстно и будут кричать громче всех. Уж это, во всяком случае, лучше, чем вывести 1000 человек по разнарядке. А они потом будут рассказывать своим знакомым и друзьям, как их выгнали, как стадо баранов, потому что, скажем, декан попросил. Мы этим и отличаемся. «Румол» — самое малочисленное молодежное движение, мы не проводим такие масштабные акции.
— А почему вы оккупировали тогда именно Триумфальную площадь, если знали, что каждое 31 число туда приходят оппозиционеры? Это была преднамеренная контракция?
— На самом деле, за Триумфальную площадь мы боремся давно, около полутора лет. И это вполне нормальный политический метод борьбы. Как только мы поняли, что ОНИ раскачивают систему через Триумфалку, мы начали думать, что с этим делать. У нас есть несколько направлений работы. Одно из основных — донорство, и мы решили: будем показывать, что надо заниматься позитивными вещами. Мы ходили за разрешением в мэрию. Там была целая эпопея, борьба, кто первый пробьется к окошку, кто первый подаст заявку. В любом случае, все легально, мы вперед подавали заявку, опережая их. Поэтому мы были на Триумфальной, а не они.
— В сентябре этого года одна ежедневная газета опубликовала материал, в котором ваш активист рассказывал, как румоловцы выезжают в лес и учатся агрессивным методам борьбы с нацболами.
— (Смеется). Нет, там все было не так. Не знаю, с кем разговаривал корреспондент газеты, но наши выезды никак не связаны с нацболами. Мы просто тренировали актив. Речь идет о психологических тренингах, о тимбилдинге. Важно, чтобы наши ребята быстро ориентировались в экстремальных ситуациях. Уличная политика насыщена непредвиденными обстоятельствами. Очень тяжело сохранять волю в толпе. В толпе, как говорится, сто академиков ведут себя так же, как и сто бомжей.
ДОБРЫЕ ДЕЛА
— Какое ваше главное достижение в этом году?
— Если честно, еще лет пять назад мы сидели и думали, что бы такого полезного сделать нашему движению. Мы взяли в руки карту и поняли, что в России нет дороги, которая соединяла бы Восток и Запад. Дорога от Читы до Хабаровска длиной в 2300 км была недостроена. Чтобы лично в этом убедиться, сделали автопробег от Москвы до Владивостока. Это был, кажется, 2005 или 2006 год. Проехали и вернулись обратно. Через год ребята из нашего студенческого отряда — 100 человек из Владивостока, 100 человек из Москвы — встретились на этой дороге и начали строительство. Чиновники пытались нас отодвинуть, потому что мы снимали нашу деятельность и выкладывали ролики в Интернет, открыто говорили, что дорога не достроена. Приезжал Иванов (Сергей Иванов, заместитель Председателя Правительства Российской Федерации. — Прим. «НМ»), говорил, что движение открыто. А мы возражали: «Не-е-ет, не так это». Мы подходили к Путину несколько раз и говорили ему: «Владимир Владимирович, дорога недостроена». Начались проверки, некоторых людей посадили. Наконец, продолжилось реальное строительство. На протяжении всего времени мы за ним наблюдали. И вот в этом году, когда премьер сел на «Калину» и проехал, я почувствовал профилактический укол гордости. Это настоящее осуществление мечты. У нас даже песня есть «Хаба–Чита, дорога — мечта». Она у меня на мобильнике. В общем, радостно, что все было не зря.
(Включает песню. Бодрым, немножко гнусавым голосом девушка поет: «Хочешь-не хочешь — строим, с боем или без боя…»).
— Расскажите о проекте «Качество жизни». Он имеет отношение к «Румолу», или это ваш партийный проект?
— Проект партийный. Хотя в регионах я все-таки стараюсь опираться на активистов «России Молодой», привлекаю их. Проект высокого уровня, очень серьезный. Конечно, медицина — не совсем профильная для меня область: я все-таки инженер, Бауманку закончил. А тут мне поручили проект, который напрямую связан с медициной.
Сначала было очень сложно, но постепенно я начал разбираться. Медицина в России — это очень закрытая корпорация, тут важен общественный диалог. На проект выделено 460 миллиардов рублей, и нельзя, чтобы они были потрачены впустую. Денег на всю систему, естественно, не хватит, но мы будем искать самые слабые места. Отслеживать, какой уровень заболеваемости в регионах, сколько денег вложено в решение проблем. К сожалению, в медицине часто бывает так: если врач занимает какую-то руководящую должность, он все силы бросает на развитие своей отрасли. Представьте, что акушер становится главой комитета. Скорее всего, он начнет строить или ремонтировать роддома. А другие денег не получат. Здесь нужен взвешенный системный подход. Мне помогают компетентные специалисты из разных областей. Так что я думаю, реализовать удастся.
— Вы завели традицию: в каждом городе, куда вы приезжаете с визитом, совершать утреннюю пробежку. Интересная тенденция, потому что, помимо вас, бегают уже и молодогвардейцы, и нашисты. Чья все-таки идея?
— На самом деле первым начал Вася (Якеменко — Прим. «НМ») на Селигере. Я в этих пробежках поучаствовал, мне очень понравилось. Теперь стараюсь культивировать бег, потому что неправильный образ жизни — это наша беда.
У нас 2,5 миллиона трупов каждый год. Откуда они берутся? 550 000 — это алкоголь, 450 000 — это табак. 200 000 — это плохая вода, канцерогены в продуктах, свинец в воздухе, плохая экология, 100 000 — это наркотики, 30 000 гибнут на дорогах. Это топ (В своеобразном «рейтинге смерти в РФ». — Прим. «НМ»). Люди курят, пьют, не занимаются спортом. На их лечение в больницах уходят деньги налогоплательщиков. Фактически, алкоголик берет деньги из вашего кармана. Богатый платит за больного.
А с табаком вообще интересно. Две корпорации — «British American Tobacco», «Japan Tobacco» — контролируют весь табакооборот. Они зарабатывают на каждом трупе 30 000$.
— Каким образом?
— От курения умирают 450 000 человек, а зарабатывают на них около триллиона. Самое обидное, что эти деньги все равно уходят за границу, в Америку. Мы не можем решиться на повышение акцизов. В Европе заведено по-другому: травите народ, значит, платите деньги государству, а мы на эти средства будем людей лечить. Если и мы пойдем по такому пути, повысим акцизы, это тут же даст нам 600 миллиардов бюджета. Проблема с медициной решится моментально.
— Так за чем же дело встало?
— Боятся. К тому же, эти ребята тоже очень грамотные. Они покупают депутатов, покупают чиновников. Это серьезная машина, с ней шутки плохи. Государства очень аккуратно ведут себя с транснациональными корпорациями. Те поменяют правительство, как перчатки, если захотят. Еще и запугивают: отберите у народа сигареты, он начнет бунтовать! Люди впадут в депрессию и такое вам устроят! Еще и размножаться начнут.
Вы не курите, нет? В зависимости от того, курит человек или нет, он находится по определенную сторону баррикад. Многие курильщики, обладающие властными полномочиями, думают не так, как мы с вами.
— Расскажите про «Антинаркотический спецназ». Кому принадлежит идея этого проекта?
Но в этой системе есть четкая иерархия. Ты подрубаешь нижнее звено, а этот барыга и говорит милиционеру: «Я сидеть не хочу, ты меня выпусти, а иначе я расскажу, как мы с тобой деньгами делились». И когда в один из городов милиционеры привезли девушку для проведения подобной операции, дали ей деньги, наркотики, а потом те же милиционеры надели на нее наручники, я понял, что «не по Сеньке шапка». Не может молодежное движение бороться с этим злом, когда даже правоохранительные органы на его стороне. Мы занялись другим: пропагандой, помощью в реабилитации. С контрольными закупками было покончено. Но через некоторое время к нам обратились сотрудники госнаркоконтроля и сказали: «Ребят, мы вас видели, нам это интересно».
— А молодежи-то этим заниматься интересно?
— Ну, если ты живешь в общаге, а в соседней комнате кто-то торгует наркотой, это не очень приятно. Люди, которые сталкиваются с этим напрямую, обыкновенно становятся ярыми борцами. Молодежи это не то чтобы интересно, но рано или поздно жизнь заставляет интересоваться.
МОЛОДЕЖЬ РЕШАЕТ?
— У вас была возможность побывать во многих городах России. Скажите, велика ли разница между столичной и региональной молодежью? Как разнится молодежная политика в Москве и в провинции?
— Разница есть, и большая. В маленьких городах молодежной политики практически нет. Она развивается в крупных городах, именно там молодежь проявляет себя как сила, как группа влияния. Но качественный актив, хорошие люди, как ни парадоксально, находятся именно в регионах. Сильные люди, как правило, рождаются в небольших провинциальных городках, а потом они приезжают в столицу и там себя проявляют. Там люди энергичнее, активнее, сильнее. Москвичам все приелось, ничего не хочется, а провинциал нацелен на борьбу, на выживаемость. В Вавилоне такая же ситуация была. Город высасывает пассионарность и питается энергетикой людей.
Правда, в регионах очень закрытая система, поэтому если ты проведешь там акцию, она станет достоянием общественности. А иногда это мешает, особенно когда тебе необходимо решить какую-нибудь проблему более-менее анонимно. Безусловно, развивать молодежную политику в регионах нужно. Там куются лучшие кадры для российской политической арены.
— Кстати, про лучшие кадры молодежной политики. Как вы относитесь к неудачной пиар-кампании по тушению лесов молодогвардейцами в Рязанской области?
— Это безнравственно. Совершенно справедливо поплатился Руслан Гаттаров (Бывший глава Политсовета «Молодая гвардии». — Прим. «НМ»). Мы тоже ездили туда, собирали вещи, у нас был штаб. Но благотворительностью для галочки не занимаются. По телевизору это, может, выглядит захватывающе и правдоподобно. Помните фильмы «Плутовство, или Хвост виляет собакой», «День выборов» и другие? Эти политтехнологические штучки неуместны в такие тяжелые для страны дни. Надо быть честным и открытым, надо делать дело!
— Подведем итог нашей беседе: молодежь в России сейчас решает или пока еще нет?
— Скорее, пытается. Иногда удается допрыгнуть до руля и повернуть в нужную сторону. Сейчас к молодежи прислушиваются внимательнее, чем лет 20 назад, от нее многое зависит. Если в 90-х было нормально вывести молодых ребят на улицы за деньги, то теперь власть выстраивает долгосрочные отношения, которые не могут базироваться исключительно на меркантильных интересах: «На тебе сто рублей, иди, помаши флагом». Нужно понимать, что в ответственный момент их мнение может стать решающим фактором. Пока что решает не молодежь, но она может влиять. В любом случае, будущее за молодежью, это факт.
Интересовалась
Татьяна БОБОШКО
КТО МЫ? — РОССИЯ!
КАКАЯ? — МОЛОДАЯ!
Штаб «России Молодой» я искала долго, не столько из-за врожденного топографического кретинизма, сколько из-за того, что на официальном сайте указан совсем другой адрес. Пресс-секретарь движения по телефону объясняла мне маршрут, и в скором времени я оказалась перед черной железной дверью. Бдительный охранник меня внутрь не пустил, мотивировав это тем, что Максима Мищенко в штабе нет, а значит, интервьюировать мне некого. В очередной раз на помощь мне пришла пресс-секретарь. Она провела меня в здание и предложила чаю. За продуктивным разговором о достоинствах технического образования незаметно прошло ожидание приезда Максима. Войдя, он извинился, и мы наконец смогли начать.
— Максим, расскажите, какие самые важные изменения пережила «Россия Молодая» в этом году?
— Ну, во-первых, произошла реструктуризация. Теперь «Россия Молодая» — это и молодежное движение, и общероссийская организация. Движением руководит наш активист Антон Демидов, глава общероссийской организации — я. У нас уже открыты отделения в 45 регионах России. Правда, большим количеством активистов мы похвастаться пока не можем: их, в общей сложности, не больше 1000 человек. Но мы за численностью не гонимся, как вы понимаете. Нам не нужны лишние люди. В отличие от других молодежных движений, мы не заманиваем людей деньгами, халявными вещами с символикой, обещаниями помочь с карьерой. К тому же, процесс вхождения в наши ряды не настолько прост, как в других движениях. В «Румоле» недостаточно надеть майку с надписью «Россия Молодая». Сначала вы должны проявить заинтересованность к деятельности движения, возможно, прийти на акцию. Если вам наша идеология покажется близкой, вы придете к нам в штаб. Но даже тогда не станете активистом, — скорее — просто сторонником. И уже в процессе работы внутри организации мы будем наблюдать за вашими успехами, отношениями с товарищами. И только в том случае, если ваша кандидатура будет одобрена, получите статус активиста.
— В сложившейся ситуации политического плюрализма недостатка в молодежных движениях Россия не испытывает. И левые, и правые, и оппозиционеры, и прокремлевцы… Зачем молодым выбирать «Румол», да еще с такой сложной процедурой вступления? В чем ваше принципиальное отличие от остальных?
— Идеология разная. Мы — гражданские националисты, в отличие от движения «Наши», например, которое является молодежным демократическим антифашистским
движением. Они — левые, этакий Советский Союз. Мы же придерживаемся имперских взглядов. Или «Молодая гвардия». Это партийная организация, которая ориентирована на карьеристов в первую очередь. От их активистов только и слышишь: «Я-я-я-я-я-я-я! Я — сверхчеловек!». Мы категорически против такого эгоцентризма.
ГРАЖДАНИН? —
ВКРУТИ ЛАМПОЧКУ!
— У вас в манифесте много места отводится борьбе с фашизмом, экстремизмом, терроризмом и защите гражданского общества. Вы считаете, оно сейчас действительно имеет место в России?
— Да, оно есть.
— Тогда за что бороться?
— За то, чтобы оно укреплялось и могло существовать в любой среде. К сожалению, сейчас некоторые люди пытаются приватизировать его. Мне непонятно, почему такие персонажи, как Борис Немцов, Гарри Каспаров, Эдуард Лимонов, считают, что именно они — гражданское общество? Эти люди как раз выступают против системы. По их мировоззренческим позициям выходит, что если лампочка в подъезде не горит, то Путин и Медведев виноваты. Но это же смешно. Если ты гражданин, ты должен эту лампочку вкрутить. Либо разобраться, почему глава твоей управы списал деньги на ремонт, а лампочку не вкрутил. Гражданское общество — это проявление личной инициативы. Мы решаем проблемы и, в отличие от людей, которые их только усугубляют, стараемся помогать делом.
Был показательный случай с Гнесинкой, когда студентов выселяли из общаг. И «несогласные» пришли, и всякие «солидарности» подтянулись. Но когда мы вывели людей на улицу, я понял одну важную вещь: все эти оппозиционеры с легкой душой повели бы молодежь под милицейские дубинки, вместе с их контрабасами и скрипками. Мы их увели от милиции, сделали грамотный ход: акция прошла в другом месте. Проблема разрешилась, студентов оставили в общежитиях.
Грубо говоря, в случае с лампочкой мы, как представители гражданского общества, должны найти и вкрутить. Если мы не можем вкрутить, находим главу управы и спрашиваем, где наши деньги, где лампочка и откуда у его жены новый мерседес. Если не можем и его найти, обращаемся к губернатору и спрашиваем: «Почему глава управы, твой ставленник, бездействует?». И только после всех этих мытарств, если ничего не вышло, мы будем задавать вопросы Путину и Медведеву. Это решение. А решение других ребят: «Виноваты Премьер и Президент, надо ломать эту систему!». Оппозиционерам платит Америка. Они получают деньги за то, что ломают государственный механизм. Вот и все.
— То есть они все-таки работают на американское правительство?
— Да, им дают деньги такие фонды, как фонд Форда, фонд Сороса. Они работают на американский народ. Может быть, они искренне верят в их «идеальную модель демократии» и берут деньги для того, чтобы в России было так же хорошо. Может, они не читали книгу Макиавелли «Государь», может, они не читали «Психологию народов и масс» Лебона. Вероятно, они не понимают, что Россия — другая страна. Здесь другой климат, другой менталитет. По Макиавелли существует два типа правления: в первом государь опирается на народ, во втором — на элиту. В Западной Европе действует вторая система. Элита там сильная, а государь — первый среди равных. У нас государь делает упор на народ, потому что элита начинает наглеть, устраивает дворцовые перевороты. Все это, конечно, отдельный долгий разговор, но я хочу сказать: у каждого народа есть своя душа, и форма правления должна этой душе соответствовать. В противном случае будут возникать сложности.
— Как вы считаете, по какому пути взаимодействия с Америкой сейчас нужно пойти России для наиболее эффективного развития?
— Самое лучшее нужно перенимать. То, в чем они вырываются далеко вперед, в чем они самые лучшие.
— Что, например?
— Самое главное — это инновации. То, как они их внедряют, как фанатеют от них, какие условия создают для ученых. Жесткий климат стимулирует к новым изобретениям, поэтому инновации именно в России очень перспективны, они у нас в крови. Кто развивает инновации, тот лидирует в мире. А если мы не будем лидировать, нас просто разорвут.
ДВИЖЕНИЕ ДВИЖЕНИЮ РОЗНЬ
31 марта 2010 года после трагических событий в московском метро несколько прокремлевских молодежных движений (МГЕР, «Российский союз сельской молодежи», «Местные», «Россия Молодая» и др.) организовали акцию «Поколение против террора». Со сцены на Триумфальной площади доносились громкие и патриотичные лозунги, оцепленная тысячью милиционеров толпа вяло махала флагами, и только несколько десятков человек из тех, кто я стоял ближе к сцене, агрессивно скандировали «Всех не взорвете, твари!». Молодежь, стоявшая чуть дальше, в массе своей откровенно скучала, где-то слышались обрывки фраз «И что мы тут делаем?». В интервью федеральным телеканалам некоторые ребята признавались, что «их просто привезли с утра и сказали, что они будут тут до вечера».
— Скажите, Максим, зачем молодежным движениям аполитичное стадо?
— Чем больше численность организации, тем серьезнее ее влияние. Если за тобой 10 человек — это одно, а вот 10 000 человек — это совсем другое. Ты можешь претендовать на высокое положение, продвигать своих людей, можешь у государства просить больше ресурсов, в том числе материальных. Это разный вес. Такая же схема действует в любом бизнесе. Соответственно, некоторые организации в погоне за численностью пытаются имитировать активную деятельность молодежи. Они привозят в автобусах людей, надевают на них майки и говорят: вот они, наши активисты! А человек, может, и не слышал про это движение.
— А разве это не дискредитирует саму организацию?
— Дискредитирует, безусловно. Некоторые организации идут еще дальше — они платят деньги массовке. Приди на акцию — получи триста рублей. Отлично. Я считаю, что деньги морально убивают организацию. Это уже ходячий труп, она долго не просуществует, но какое-то время будет пускать пыль в глаза. Привоз людей на автобусах — это еще мягко, так можно делать. Некоторые просто рады попасть в Москву. Но когда они получают деньги — все. Крах! К сожалению, некоторые крупные организации пользуются такими методами. Мы до них не опустимся. Лучше мы выведем 10 человек, но они пойдут бескорыстно и будут кричать громче всех. Уж это, во всяком случае, лучше, чем вывести 1000 человек по разнарядке. А они потом будут рассказывать своим знакомым и друзьям, как их выгнали, как стадо баранов, потому что, скажем, декан попросил. Мы этим и отличаемся. «Румол» — самое малочисленное молодежное движение, мы не проводим такие масштабные акции.
— А почему вы оккупировали тогда именно Триумфальную площадь, если знали, что каждое 31 число туда приходят оппозиционеры? Это была преднамеренная контракция?
— На самом деле, за Триумфальную площадь мы боремся давно, около полутора лет. И это вполне нормальный политический метод борьбы. Как только мы поняли, что ОНИ раскачивают систему через Триумфалку, мы начали думать, что с этим делать. У нас есть несколько направлений работы. Одно из основных — донорство, и мы решили: будем показывать, что надо заниматься позитивными вещами. Мы ходили за разрешением в мэрию. Там была целая эпопея, борьба, кто первый пробьется к окошку, кто первый подаст заявку. В любом случае, все легально, мы вперед подавали заявку, опережая их. Поэтому мы были на Триумфальной, а не они.
— В сентябре этого года одна ежедневная газета опубликовала материал, в котором ваш активист рассказывал, как румоловцы выезжают в лес и учатся агрессивным методам борьбы с нацболами.
— (Смеется). Нет, там все было не так. Не знаю, с кем разговаривал корреспондент газеты, но наши выезды никак не связаны с нацболами. Мы просто тренировали актив. Речь идет о психологических тренингах, о тимбилдинге. Важно, чтобы наши ребята быстро ориентировались в экстремальных ситуациях. Уличная политика насыщена непредвиденными обстоятельствами. Очень тяжело сохранять волю в толпе. В толпе, как говорится, сто академиков ведут себя так же, как и сто бомжей.
ДОБРЫЕ ДЕЛА
— Какое ваше главное достижение в этом году?
— Если честно, еще лет пять назад мы сидели и думали, что бы такого полезного сделать нашему движению. Мы взяли в руки карту и поняли, что в России нет дороги, которая соединяла бы Восток и Запад. Дорога от Читы до Хабаровска длиной в 2300 км была недостроена. Чтобы лично в этом убедиться, сделали автопробег от Москвы до Владивостока. Это был, кажется, 2005 или 2006 год. Проехали и вернулись обратно. Через год ребята из нашего студенческого отряда — 100 человек из Владивостока, 100 человек из Москвы — встретились на этой дороге и начали строительство. Чиновники пытались нас отодвинуть, потому что мы снимали нашу деятельность и выкладывали ролики в Интернет, открыто говорили, что дорога не достроена. Приезжал Иванов (Сергей Иванов, заместитель Председателя Правительства Российской Федерации. — Прим. «НМ»), говорил, что движение открыто. А мы возражали: «Не-е-ет, не так это». Мы подходили к Путину несколько раз и говорили ему: «Владимир Владимирович, дорога недостроена». Начались проверки, некоторых людей посадили. Наконец, продолжилось реальное строительство. На протяжении всего времени мы за ним наблюдали. И вот в этом году, когда премьер сел на «Калину» и проехал, я почувствовал профилактический укол гордости. Это настоящее осуществление мечты. У нас даже песня есть «Хаба–Чита, дорога — мечта». Она у меня на мобильнике. В общем, радостно, что все было не зря.
(Включает песню. Бодрым, немножко гнусавым голосом девушка поет: «Хочешь-не хочешь — строим, с боем или без боя…»).
— Расскажите о проекте «Качество жизни». Он имеет отношение к «Румолу», или это ваш партийный проект?
— Проект партийный. Хотя в регионах я все-таки стараюсь опираться на активистов «России Молодой», привлекаю их. Проект высокого уровня, очень серьезный. Конечно, медицина — не совсем профильная для меня область: я все-таки инженер, Бауманку закончил. А тут мне поручили проект, который напрямую связан с медициной.
Сначала было очень сложно, но постепенно я начал разбираться. Медицина в России — это очень закрытая корпорация, тут важен общественный диалог. На проект выделено 460 миллиардов рублей, и нельзя, чтобы они были потрачены впустую. Денег на всю систему, естественно, не хватит, но мы будем искать самые слабые места. Отслеживать, какой уровень заболеваемости в регионах, сколько денег вложено в решение проблем. К сожалению, в медицине часто бывает так: если врач занимает какую-то руководящую должность, он все силы бросает на развитие своей отрасли. Представьте, что акушер становится главой комитета. Скорее всего, он начнет строить или ремонтировать роддома. А другие денег не получат. Здесь нужен взвешенный системный подход. Мне помогают компетентные специалисты из разных областей. Так что я думаю, реализовать удастся.
— Вы завели традицию: в каждом городе, куда вы приезжаете с визитом, совершать утреннюю пробежку. Интересная тенденция, потому что, помимо вас, бегают уже и молодогвардейцы, и нашисты. Чья все-таки идея?
— На самом деле первым начал Вася (Якеменко — Прим. «НМ») на Селигере. Я в этих пробежках поучаствовал, мне очень понравилось. Теперь стараюсь культивировать бег, потому что неправильный образ жизни — это наша беда.
У нас 2,5 миллиона трупов каждый год. Откуда они берутся? 550 000 — это алкоголь, 450 000 — это табак. 200 000 — это плохая вода, канцерогены в продуктах, свинец в воздухе, плохая экология, 100 000 — это наркотики, 30 000 гибнут на дорогах. Это топ (В своеобразном «рейтинге смерти в РФ». — Прим. «НМ»). Люди курят, пьют, не занимаются спортом. На их лечение в больницах уходят деньги налогоплательщиков. Фактически, алкоголик берет деньги из вашего кармана. Богатый платит за больного.
А с табаком вообще интересно. Две корпорации — «British American Tobacco», «Japan Tobacco» — контролируют весь табакооборот. Они зарабатывают на каждом трупе 30 000$.
— Каким образом?
— От курения умирают 450 000 человек, а зарабатывают на них около триллиона. Самое обидное, что эти деньги все равно уходят за границу, в Америку. Мы не можем решиться на повышение акцизов. В Европе заведено по-другому: травите народ, значит, платите деньги государству, а мы на эти средства будем людей лечить. Если и мы пойдем по такому пути, повысим акцизы, это тут же даст нам 600 миллиардов бюджета. Проблема с медициной решится моментально.
— Так за чем же дело встало?
— Боятся. К тому же, эти ребята тоже очень грамотные. Они покупают депутатов, покупают чиновников. Это серьезная машина, с ней шутки плохи. Государства очень аккуратно ведут себя с транснациональными корпорациями. Те поменяют правительство, как перчатки, если захотят. Еще и запугивают: отберите у народа сигареты, он начнет бунтовать! Люди впадут в депрессию и такое вам устроят! Еще и размножаться начнут.
Вы не курите, нет? В зависимости от того, курит человек или нет, он находится по определенную сторону баррикад. Многие курильщики, обладающие властными полномочиями, думают не так, как мы с вами.
— Расскажите про «Антинаркотический спецназ». Кому принадлежит идея этого проекта?
Но в этой системе есть четкая иерархия. Ты подрубаешь нижнее звено, а этот барыга и говорит милиционеру: «Я сидеть не хочу, ты меня выпусти, а иначе я расскажу, как мы с тобой деньгами делились». И когда в один из городов милиционеры привезли девушку для проведения подобной операции, дали ей деньги, наркотики, а потом те же милиционеры надели на нее наручники, я понял, что «не по Сеньке шапка». Не может молодежное движение бороться с этим злом, когда даже правоохранительные органы на его стороне. Мы занялись другим: пропагандой, помощью в реабилитации. С контрольными закупками было покончено. Но через некоторое время к нам обратились сотрудники госнаркоконтроля и сказали: «Ребят, мы вас видели, нам это интересно».
— А молодежи-то этим заниматься интересно?
— Ну, если ты живешь в общаге, а в соседней комнате кто-то торгует наркотой, это не очень приятно. Люди, которые сталкиваются с этим напрямую, обыкновенно становятся ярыми борцами. Молодежи это не то чтобы интересно, но рано или поздно жизнь заставляет интересоваться.
МОЛОДЕЖЬ РЕШАЕТ?
— У вас была возможность побывать во многих городах России. Скажите, велика ли разница между столичной и региональной молодежью? Как разнится молодежная политика в Москве и в провинции?
— Разница есть, и большая. В маленьких городах молодежной политики практически нет. Она развивается в крупных городах, именно там молодежь проявляет себя как сила, как группа влияния. Но качественный актив, хорошие люди, как ни парадоксально, находятся именно в регионах. Сильные люди, как правило, рождаются в небольших провинциальных городках, а потом они приезжают в столицу и там себя проявляют. Там люди энергичнее, активнее, сильнее. Москвичам все приелось, ничего не хочется, а провинциал нацелен на борьбу, на выживаемость. В Вавилоне такая же ситуация была. Город высасывает пассионарность и питается энергетикой людей.
Правда, в регионах очень закрытая система, поэтому если ты проведешь там акцию, она станет достоянием общественности. А иногда это мешает, особенно когда тебе необходимо решить какую-нибудь проблему более-менее анонимно. Безусловно, развивать молодежную политику в регионах нужно. Там куются лучшие кадры для российской политической арены.
— Кстати, про лучшие кадры молодежной политики. Как вы относитесь к неудачной пиар-кампании по тушению лесов молодогвардейцами в Рязанской области?
— Это безнравственно. Совершенно справедливо поплатился Руслан Гаттаров (Бывший глава Политсовета «Молодая гвардии». — Прим. «НМ»). Мы тоже ездили туда, собирали вещи, у нас был штаб. Но благотворительностью для галочки не занимаются. По телевизору это, может, выглядит захватывающе и правдоподобно. Помните фильмы «Плутовство, или Хвост виляет собакой», «День выборов» и другие? Эти политтехнологические штучки неуместны в такие тяжелые для страны дни. Надо быть честным и открытым, надо делать дело!
— Подведем итог нашей беседе: молодежь в России сейчас решает или пока еще нет?
— Скорее, пытается. Иногда удается допрыгнуть до руля и повернуть в нужную сторону. Сейчас к молодежи прислушиваются внимательнее, чем лет 20 назад, от нее многое зависит. Если в 90-х было нормально вывести молодых ребят на улицы за деньги, то теперь власть выстраивает долгосрочные отношения, которые не могут базироваться исключительно на меркантильных интересах: «На тебе сто рублей, иди, помаши флагом». Нужно понимать, что в ответственный момент их мнение может стать решающим фактором. Пока что решает не молодежь, но она может влиять. В любом случае, будущее за молодежью, это факт.
Интересовалась
Татьяна БОБОШКО
