Директор Института СПИНТех рассказала о плюсах и минусах Болонской системы образования

Директор Института СПИНТех Лариса Геннадьевна Гагарина дала интервью газете «Совершенно секретно». Ссылка на первоисточник.

– Лариса Геннадьевна, по прошествии 16 лет мы можем однозначно сказать, что Болонская система в России прижилась успешно?

– Однозначно – не можем. Если главной целью Болонской системы было создание единой европейской системы образования, и, соответственно, результатом реформирования должно было стать автоматическое признание «конвертируемости» российского образования в рамках европейского пространства, то эта задача не выполнена. Нам до сих приходится доказывать, что наша одиннадцатилетняя система среднего образования дает такие же знания, что и европейская двенадцатилетняя, и уровень специалиста (некоторые направления подготовки сохранили специалитет) согласно Европейской рамке квалификаций нужно признавать на уровне магистра.

Если мы хотели этой реформой повысить качество образования, то можно согласиться с ректором МГУ Виктором Антоновичем Садовничим: мы потеряли его фундаментальность, а вместе с ней и умение размышлять, думать и доказывать. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что так происходит во всем мире: развитие информационных технологий (при формальном их внедрении) приводит к снижению качества мышления (и даже объем мозга уменьшается!). Так что однозначно назвать наш переход на Болонскую систему успехом пока никак не получается.

– Но плюсы все-таки есть?

– Безусловно. Повышение мобильности, когда на некоторое время студент или преподаватель может поехать учиться или преподавать в другой вуз, – это ощутимый плюс. Более того, в последние пару лет появились студенты, целенаправленно поступающие в магистратуру другого вуза после бакалавриата. Но пока доля таких студентов невелика, говорить о тенденции или моде на «смену вуза после бакалавриата», как, например, в США, очевидно, преждевременно.

Что же касается обучения за рубежом, то в настоящее время ничтожная доля российских студентов может обучаться (по тем или иным причинам) в других странах. Хотя талантливым российским выпускникам за границей всегда рады, что, конечно, означает для страны потерю лучших мозгов.

– Но европейские вузы с приходом Болонской системы все-таки стали доступнее?

– Да, потому что представители российских и европейских вузов стали «разговаривать на одном языке» при корреляции учебных планов, совместной разработке двуязычных учебных программ и программ «двойных дипломов». Так, при реализации программы развития НИУ МИЭТ только на нашей кафедре 12 выпускников получили дипломы Glyndwr University (Великобритания), а в марте 2019 года за европейским дипломом магистра в Universita Ca' Foscari (Венеция, Италия) отправляется наш лучший выпускник Антон Гаращенко. Дополнительным плюсом болонской программы является привлечение иностранных абитуриентов, скажем, из стран СНГ, для которых российский вуз является своего рода трамплином для дальнейшего обучения на Западе. И все же нельзя не отметить ряд очень существенных минусов…

– Каких, например?

– Знаете, как говорят, «что немцу хорошо, то русскому – смерть». Хотя преподаватели ряда европейских университетов, с которыми я общалась в Дюссельдорфе, Ганновере, Риме, Оксфорде тоже не в восторге от Болонской системы. Болонская система основана на компетентностном подходе, когда оценка приобретенных обучающимися знаний производится формально – по определенным баллам. Это значит, что востребованные сегодня компетенции, полученные в процессе обучения, через какое-то время совершенно спокойно могут стать бесполезны: выпускнику вуза придется вновь учиться и вкладывать средства. Критика связана еще и с тем, что современный студент не приучен работать с книгой, не умеет слушать лекции: плохо сосредотачивается, невнимателен. А чтобы набрать эти пресловутые баллы куда проще выбрать те задания и даже дисциплины, которые, по его мнению, гораздо легче сдать.

– Многие сейчас говорят, что степень бакалавра – первого уровня высшего образования – сродни знаниям, полученным в среднем специальном учебном заведении или техникуме? Вы согласны с этим?

– Это зависит от вуза, в котором студент обучался. Идеальная болонская структура – это несколько десятков самых мощных университетов в мире. А на практике, только в России, 818 вузов (в 2011 году их было 1115 против 911 в 15 республиках СССР в 1990 году), которые лишь называются университетами, хотя на самом деле уровень знаний выпускников ряда таких «университетов», действительно сравним с уровнем выпускников профессионально-технического училища. Это отнюдь не высшее образование!

– Но все-таки по европейским меркам это высшее образование?

– Да, иллюзия такая имеется, хотя, полноценное высшее образование, по моему частному мнению, невозможно получить за четыре года. Но следует отметить, что в последнее время толковые молодые люди, прозрев к концу 4-го курса, все-таки поступают в магистратуру и фактически учатся 6 лет; и таких становится все больше. Но, к сожалению, не у всех есть такая возможность, в том числе и по материальным причинам.

– Увеличение времени на самостоятельную подготовку – это плюс или минус Болонской системы?

– Конечно минус, потому что это делается за счет сокращения аудиторных часов. Необходимо не уменьшать, а наоборот, расширять живое общение – с развитием социальных сетей его и так мало. Вот опять же пример из личного опыта. Наиболее талантливым студентам мы предлагаем поучаствовать во всероссийских конкурсах (УМНИК, «ИТ-прорыв», «Инженеры будущего», «Наука – молодым», «Территория смыслов на Клязьме» и тому подобных), и в ходе работы – обязательное условие – постоянное взаимодействие с преподавателями. Результат – до 40 заявок в год, и по 5-6 победителей! А это и деньги (к примеру, студент-умник получает 500 тыс. рублей!), и строчка в резюме, и престиж вуза, понимаете? Умный студент – это и есть уровень вуза.

Возможно, увеличение времени для самоподготовки хорошо для образования экономического и гуманитарного, где пропуск одной-двух лекций не приведет к катастрофическому недопониманию материала. Но для естественнонаучного и инженерного образования, приоритет которого некоторое время назад провозгласил Президент России, полноценное усвоение материала возможно лишь при наличии дисциплины: «вариться в этом питательном бульоне» надо только вместе с преподавателями.

– У европейцев, когда они задумали эту систему, была цель предотвратить утечку мозгов в США. У нас же, получается, система этому только способствует?

– Для действительно умных студентов – да. Но дело даже не в этом. Цель европейцев была не столько снизить «утечку», сколько занять свою молодежь, которая в период глобализации и роста уровня безработицы слонялась без дела (в 90-е годы прошлого века 15% европейцев имели диплом о высшем образовании, а сейчас их около 85%). Отсюда и двухстепенная система обучения, когда можно четыре года провести в бакалавриате, понять, что избранному направлению подготовки посвящать жизнь не хочется, и выбрать что-нибудь поинтереснее – в магистратуре. В нашей же стране в образовательном процессе по Болонской системе постоянно идет подмена цели.

Если цель перехода – признание нашего, российского образования, в европейском сообществе, то у нас и ранее существовал и до сих пор существует процесс нострификации (согласие соответствующих органов государственной власти на наличие законной силы каких-либо документов на территории какого-либо государства. – Прим. ред.). Можно было бы его упростить, согласовав с заинтересованными европейскими структурами в начале двухтысячных (тем более что и в Америке, и в Европе всегда ценились выпускники советских вузов). Если же основной замысел перехода – занять бесцельно слоняющуюся молодежь при спаде производства в ряде отраслей (машиностроении, станкостроении, авиастроении и тому подобное), при фактическом упразднении ПТУ и при наличии безработицы, то в этом случае цель достигнута. Но какой ценой? Престиж и уровень высшего образования в силу его массовизации (цифры примерно такие же, как в Европе) неумолимо падает.

– А как прижилась в вузах модель дуального образования, когда работодатель непосредственно участвует в образовательном процессе своего будущего сотрудника?

– Здесь тоже, по-моему, происходит подмена цели: согласно федеральным образовательным стандартам, студент должен обязательно большую часть времени проходить практику по направлению подготовки, а оставшуюся, малую, часть времени – учиться. В реальности это происходит либо по вечерам, когда студент уже устал и «спит» на занятиях после практики, либо учится беспрерывно, с утра до вечера, в субботу, что мешает продуктивному восприятию материала. Не лучше ли было оставить пятилетний традиционный специалитет, где были сбалансированы часы учебы и практики, по крайней мере, в технических вузах?!

– Исходя из своего опыта, что бы Вы сегодня вернули из утраченного в результате перехода на Болонскую систему?

– В инженерном образовании в рамках Болонской системы незаслуженно упразднили ряд дисциплин, дающих широту кругозора, основы инженерного мировоззрения и развитие понятийного мышления. В частности, по направлениям подготовки «Программная инженерия», «Информатика и вычислительная техника», «Прикладная математика», упразднены «Сопротивление материалов», «Материаловедение», нет химии, мало физики – теоретической, спецглав и т. п. В результате студент при высоком уровне развития информационных технологий, когда есть возможность получения исчерпывающей справки по любому интересующему его вопросу, не может даже просто сформулировать адекватный запрос, поскольку не имеет представления о том, какие знания и в какой предметной области уже существуют. В этом плане я всегда вспоминаю своего отца 1900 года рождения, в прошлом главного инженера Государственного союзного института по проектированию металлургических заводов СССР, который в свои 83 года мог рассчитать упругость балки, нарисовать эскиз любой детали, прикинуть прочность конструкции… При том что проектировал металлургические заводы!

Скажете – зачем это сейчас, в XXI веке, когда надо только подставить необходимые параметры в формулы, да и те в соответствующей инструментальной среде? Но ведь в том-то и дело, что надо знать, какие формулы подставлять: иметь и фундаментальные знания, и прикладные, и технологические – все те предметы, которые сопровождали инженерную подготовку в советское время. Может быть, только поэтому первый железнодорожный мост через Обь, строительством которого в 1893–1897 годах руководил железнодорожный инженер, более известный как писатель Николай Георгиевич Гарин-Михайловский, исправно служит и по сей день.

Узкая специализация – основа основ Болонского процесса, – приводит к неумению «видеть дальше собственного носа», неспособности ставить и решать не только инновационные, но и проработанные задачи – показательными примерами здесь являются и неудачные запуски космических аппаратов, и утраченные знания в области промышленных («чистых») ядерных взрывов, парочки которых, хватило бы для того, чтобы расчистить завал на р. Бурея… Еще никогда широта инженерных знаний, традиционных для российской высшей школы, не мешала специалисту, ученому, разработчику проявлять себя в любых других областях, а уж тем более, получать «образование через всю жизнь», повышать квалификацию и держать руку на пульсе всех новшеств в области науки и техники.